78% опрошенных россиян считают нужным снизить возраст уголовной ответственности. А еще 20% уверены, что за жестокость детей и подростков должны отвечать родители
78% опрошенных считают, что привлекать к уголовной ответственности нужно раньше, чем в 14 лет.
В Нижегородской области восьми- и 13-летние дети три дня жестоко измывались над пенсионеркой и сняли все это на телефон. Однако наказания малолетние садисты могут избежать, так как уголовная ответственность в стране наступает с 14 лет. На фоне той жуткой истории многие россияне высказались о необходимости снижения возрастной планки, когда дети и подростки могли бы ответить перед законом.
Так, целых 78% опрошенных считают, что привлекать к уголовной ответственности нужно раньше, чем в 14 лет. И если дети ведут себя настолько жестоко, они не должны оставаться безнаказанными, все-таки 13 лет, это не дошкольник, должен уже осознавать, что творит, и отвечать за свои поступки.
«Если могут совершать преступления до 14 лет, значит, и уголовную ответственность должны нести в возрасте совершения преступления», — рассуждает участник опроса.
«Считаю, за такие жестокие деяния нужно наказывать даже детей. Как так безнаказанно все останется? Это чудовищно, и виновные должны это осознать. Совсем безнаказанность крышу сносит даже у детей», — кивает другой.
«Наказать детей надо, они совершили преступление. И наказать родителей. Как они воспитывали, если выросли такие дети?» — негодует третий.
«Надо снижать возраст. Это уже не первый случай жестокости в стране. Была история, когда такие «малолетки» забили до смерти ветерана, генерала, участника ВОВ. Хватит уже таких мерзавцев прикрывать малолетством», — хмурится еще один участник исследования.
А вот 20% опрошенных считают, что наказывать детей нет смысла, в этом возрасте они еще не до конца осознают свои поступки и причиненный вред. А вот родителей надо наказывать по всей строгости, ведь именно они вырастили таких жестоких отпрысков.
«Думаю, самое действенное — наказывать родителей вместо детей. Вот это дело, сразу все жизнью деточек заинтересуются, а так растут как сорняки, родителям и дела до их нет», — рассуждает респондентка.
«Дети плод воспитания родителей, так что и спрос с родителей должен быть», — соглашается другая.
Оставшиеся 2% выбрали вариант «другое».
«Нужны специальные закрытые воспитательные учреждения. Чтобы изолировать этих уродов от общества, не обязательно ждать, когда они повзрослеют», — предлагает свой вариант еще один респондент.
Опрос проведен среди подписчиков сайта KP.RU в социальных сетях ВКонтакте и Одноклассники, а также в мессенджерах Telegram и Viber. Участие в исследовании приняли 7,1 тысячи человек.
(C) Кристина СОБОЛЕВА, «Комсомольская правда»
❓А что думаете вы?
✉👉 Пост предложен нашей участницей Еленой Геолог.
В ЧЕЛЯБИНСКОМ РОДДОМЕ НАШЛИ ЗАМУРОВАННОЕ В СТЕНЕ ПОСЛАНИЕ ПОТОМКАМ
Удивительная находка порадовала и озадачила работников роддома №3. В здании шел ремонт, и 3 сентября 2018 г. бригада рабочих обнаружила в стене бутылку водки. Алкоголя в ней не было. Но зато была записка из прошлого:
«1980 год. 16 октября. Здесь работала бригада плотников Горланова Николая. Плотники Лавренов Михаил, Литвиненко Михаил, Аникин Федор и другие. Всего 16 человек. Зарплата плотника 5-го разряда: 180-200 рублей в месяц. С продуктами вроде бы и ничего, а вот мясо мы не видим годами. Наш руководитель Брежнев отправляет все за границу: неграм Камбоджии, Индии, Ирану, Корее. В общем, жить не очень легко. В мире неспокойно. Войны, войны. Кто найдет эту записку, сообщите. Пока все. До свидания. Лавренов».
Прошло почти 40 лет. Сотрудники роддома решили найти тех плотников и опубликовали письмо в соцсети. Может, кто узнает этих людей, принимавших участие в строительстве роддома, и откликнется.
Послание потомкам вызвало горячие обсуждения. Некоторые просто не поверили. Пишут: мол, вброс это, не мог в то время плотник столько получать, а бутылочка так вообще выглядит свеженькой. Но в ответ специалистам в области водочных бутылок сотрудница родильного дома говорит:
— Рабочие снимали дверные косяки и сверху обнаружили нишу. В ней и лежала эта бутылка с письмом, закрытая выструганной деревянной пробкой. Она была обернута в клочок пожелтевшей газеты. Я находилась в это время рядом и видела, как достали находку — рассказала корреспонденту газеты «Комсомольская правда» акушерка ГБУЗ ОКБ № 3 Наталья Цветкова.
Пользователи соцсети разделились во мнениях, стало ли жить лучше. Есть у нашего народа любимая присказка «А вот раньше-то было...». Однако, так думают далеко не все.
❓А что думаете вы?
Первый раз в первый класс когда-то пришли Филипп Киркоров, Николай Басков, Михаил Галустян. 😊
✉👉 Пост предложен нашей участницей Еленой Геолог.
Линди Уэст: Идеальное тело — это обман, который изуродовал мою жизнь
Отрывок из книги «Визг»
Я всегда была большим человеком. В первые месяцы после моего рождения врач была настолько обеспокоена обхватом моей головы, что заставляла родителей приносить меня в больницу снова и снова, чтобы взвесить, измерить и сравнить с лежащими рядом «стандартными» новорожденными. Она говорила, что моя голова off the charts.
У педиатрической науки буквально кончилась на мне шкала — делений не хватало для измерения моего громадного котелка. Выражение off the charts (сверх всяких ожиданий, больше нормы, но также и: роскошный, убойный, просто космос — прим. пер.) оставалось шуткой в семье Уэстов долгие годы — я всегда парировала, что это из-за того, что у меня большой мозг, но тем не менее смысл отложился. Я была слишком большой, с рождения. Чрезмерно большой. Аномально большой. Неизмеримо большой.
Были люди нормального размера, и была я. Что поделаешь, если ты слишком крупный в мире, где полнота считается не только чем-то эстетически недопустимым, но и аморальным?
Ты складываешься, как оригами, пытаешься сделаться меньше всеми способами, занимаешь меньше места своей личностью, раз уж не можешь уменьшить тело. Ты сидишь на диете. Мучаешь себя голодом, бегаешь до кровавого привкуса во рту, подсчитываешь съеденные орешки, пытаешься, жертвуя килограммами плоти, купить право чувствовать себя человеком.
Я рано научилась быть маленькой — не в физическом, а в социальном плане. На людях, пока мне не исполнилось восемь, я говорила только с мамой, и то лишь шепотом, прижимаясь лицом к ее ноге.
В поисках отдушины я погружалась в фантастические романы, фильмы, компьютерные игры и комедии — туда, где могла почувствовать себя в безопасности, принять любой облик и вписаться в любую среду. Рисование, которым увлекались все остальные дети, было для меня слишком откровенным актом творчества, слишком большой наглостью.
Мой отец дружил с Бобом Дороу, престарелым джазменом, который написал все песни для «Мультипликационного рока», образовательного шоу для детей. Это его дребезжащий лягушачий голос можно услышать в «Магическом числе три» — если вы выросли в Штатах, вы его узнаете.
«У мужчины и женщины был маленький ребенок, да, маленький ребенок. Их было тро-о-о-е в семье…» Боб подписал для меня виниловую пластинку «Мультипликационного рока», когда мне было три года. Надпись гласила: «Дорогая Линди, расти большая!». Подростком я прятала эту пластинку, боясь, что кто-то увидит надпись и подумает: «она слишком буквально поняла эти слова».
Мне не нравится эвфемизм «большой», возможно, потому что его чаще всего используют люди, которые меня любят, которые добры ко мне и пытаются щадить мои чувства. Я не хочу, чтобы люди, которые меня любят, закрывали глаза на реальность моего тела.
Я не хочу, чтобы они смущались его размером и формами, молча подписписываясь под утверждением, что быть толстым стыдно; чтобы они притворялись, будто я то, чем я не являюсь, из уважения к системе, которая меня ненавидит. Я не хочу, чтобы со мной цацкались, будто я какое-то опасное дикое животное. (Если я захочу стать дикой и опасной, я одичаю так, как этого сама захочу). Я не хочу, чтобы они думали, будто мне нужны эфемизмы.
«Большой» мы применяем, когда упрашиваем ребенка: «Будь большой девочкой!», «Веди себя, как большие дети!». Когда это слово используют по отношению ко взрослому, это скрытое напоминание о том, что большинство представляет толстых людей инфантильными и асексуальными.
Толстяки — беспомощные младенцы, порабощенные своими капризами. Толстяки не знают, что для них лучше. Толстяки, как дети, нуждаются в том, чтобы им подсказывали и их отчитывали. С ранних лет до зрелости я была вынуждена каждый день нести бремя этого дурацкого детского слова — немудрено, что я предпочитаю горячий шоколад виски, а психотерапию мне заменяют аудиокниги о Гарри Поттере.
Каждая клетка моего тела скорее хотела бы называться «толстой», чем «большой» или «крупненькой».
День за днем убежденность в том, что я слишком велика, сужала и сужала мое жизненное пространство.
Я объявляла, что «моя тема» — это обувь и аксессуары, потому что друзья не понимали, что я попросту не могу покупать одежду в обычных магазинах, но я сгорела бы от стыда, объясняя им это. Я отказывалась от приглашений на званые ужины, если узнавала, что в ресторане есть только узкие кресла или непрочные стулья.
Я заказывала салат, даже когда другие ели картошку с рыбой. Я притворялась, что ненавижу лыжи, потому что мои гигантские мужские лыжные штаны делали меня похожей на печную трубу, и я боялась, что под тяжестью своего тела вывалюсь из кресла подъемника.
Я сидела дома, пока мои друзья занимались пешим туризмом, ездили на велосипедах, плавали под парусом, карабкались по скалам, занимались дайвингом — я была уверена, что не смогла бы за ними поспеть. А если бы с нами что-то случилось?
Они не смогли бы поднять меня на гору или спустить меня на насыпь, или протолкнуть меня сквозь узкую расщелину, или поднять повыше, чтобы спасти от медвежьих клыков. Я никогда никому не признавалась в любви, убежденная, что представление моего отвратительного тела в качестве сексуального объекта немедленно вызвало бы у людей — даже у тех, кто любил меня — рвоту (или, что хуже, жалость). Я не плавала десять лет.
По мере того, как я незаметно взрослела — 14, 15, 16, 17 лет — мои друзья вытягивались, без всякого труда обретая прекрасные тела. Я ждала, оставаясь бесформенным кулем. Я не завидовала, потому что любила их, но чувствовала себя обманутой.
Каждому из нас дано всего несколько лет, в течение которых мы идеальны. Юные, с гладкой кожей, декоративные, как экспонаты музейной коллекции. В этом меня убедили.
Я пропускала свой звездный час. Эта мысль не давала мне покоя, я постоянно пребывала в отчаянии. В глубине души я понимала, что мое идеальное время давно ушло — растяжки и целлюлит у меня появились задолго до двадцати — но говорят, если ты в достаточной мере возненавидишь себя, то сможешь заставить себя хотя бы немного походить на идеал. Погоня за идеалом была твоим долгом и твоим правом с рождения, если ты родилась женщиной, а я так и не узнала, что это такое — идеал, самое важное в жизни девушки.
Я прошляпила его. Я не справилась. Я не была женщиной. У каждого из нас всего одна жизнь, и я свою упустила.
Одержимая зацикленность общества на женской худобе — это не абстракция, которую исследуют теоретики гендера или которую эксплуатируют таблоиды в «боди-позитивных» списках типа «Зацени эти одиннадцать пухленьких дамочек, с ними ты все-таки захотел бы переспать — седьмая выглядит почти как нормальная женщина!» Это постоянный, вездесущий подтекст, который коверкает жизнь каждой девушки. Более того, из этой зацикленности, из этого подтекста и вырастают новые культурные революции.
Женщины имеют значение. Женщины — это половина человечества. Когда женщин растят, убеждая в том, что они ничтожества, что они неправильны, больны, и что единственный выход — это голодовки и нездоровое внимание к фигуре; когда женщин натравливают друг на друга, держат в оковах стыда и голода, заставляя их бесконечно переживать из-за своих недостатков, пренебрегая своей силой и потенциалом; когда все это используют с целью высасывания из женщин денег и времени — все это становится рычагом управления миром.
Корабль человечества поворачивает, ложась на курс консерватизма, назад к узким интересам мужчин. А нас держат сзади, в кильватере, на территории, где удовольствие и удобство мужчин оказываются важнее безопасности и человечного отношения к женщинам.
Я наблюдала за тем, как мои подруги худели и хорошели, как их цепляли, как они наряжались в брендовые вещи и бесстрашно прыгали в утлые шлюпки, но я также видела, как они голодали и калечили себя, терялись и тонули. Их подбирали плохие мужчины, нарочно причинявшие им боль, вытравливая из них уверенность в себе и не давая вырваться из бесконечной гонки.
Подвох в том, что быть худышкой недостаточно. Невозможно выиграть в этой игре. Совершенство недостижимо.
В колледже я каждое утро слушала по радио шоу Говарда Стерна. Оно было прекрасным развлечением. Мне казалось, что Говард — часть моей семьи. Вот только слушательницам дорого обходилось чувство принадлежности к этой семье. Студия была полна сексапильных телочек, и он разбирал их, как ветеринар осматривает лошадей — пробегая руками по холке и бокам, исследуя их прикус и поступь, щупая их объемные буфера — и описывал во всех подробностях, что не устраивало его в их телах.
Буквально всегда было к чему придраться. Если девушка весила 50 килограммов, ей нужно было похудеть до 45. Если она весила 38, это было слишком. («За что ты так с собой, милая?») Второй размер груди? Ты бы выглядела сексуальнее с третьим. Не стоило перегружать себя тренировками — твои ноги стали слишком мускулистыми. 70 сантиметров в талии неприемлемы — возвращайся, когда будет 66.
И тут появлялась я: 100 килограмм веса, 100 сантиметров в талии, неизвестно какого размера груди, потому что мне никогда не приходило в голову купить хороший бюстгальтер — кто будет на него смотреть? Неопрятная, жалкая, бесформенная. Между моим несуразным телом и совершенством пролегала непреодолимая пропасть. Послушать Стерна, так даже идеальные девушки никогда не идеальны.
Я поняла: если хочешь быть частью сообщества, которое тебе нравится, частью семьи, которая позволяет тебе сохранять рассудок в этом сраном скучном мире, частью многомиллионного конгломерата, который ты, как и слушатели-мужчины, поддерживаешь уже тем, что потребляешь его продукт, то приходится с улыбкой участвовать в собственном уничтожении. Приходится каждый день смиряться с тем, что ты — вторичное существо, чье достоинство измеряется недостижимой планкой, установленной мужчинами.
В 22 единственное, чего мне хотелось — влиться и быть как все, и недостижимость этого сделала меня одинокой, подавила меня и лишила надежды.
Годы спустя, когда я уже была готова выделяться, понимание того, что мейнстрим меня не приемлет, что я ему не нужна, принесло мне освобождение и новые силы.
Это понимание дало мне то, за что стоило бороться. Оно показало, что женщины — это армия.
Когда я смотрю на фотографии 22-летней себя, такой уверенной в собственной дефективности, я вижу абсолютно нормальную девушку — и думаю о пришельцах. Если бы пришелец — в виде газового облака, полигамного коточеловека или чего бы то ни было еще — прилетел на Землю, он не смог бы отличить меня от Анджелины Джоли, не говоря уже о том, чтобы сравнить нашу привлекательность. Он бы сказал: «Э-э, да, значит так, вот у этих двоих есть подлицевые жировые мешки, а вон у тех в штанах болтается нос. Черт, эти создания отвратительны. Жду не дождусь возвращения в сады тысячи оргий Влаксноида».
Идеальное тело — это обман. Долгое время я верила в него, позволяя перекраивать мою жизнь и ограничивать ее — мою реальную жизнь, в которой существовало мое реальное тело. Не позволяй выдумке диктовать твое поведение. В садах тысячи оргий Влаксноида никому нет дела до твоих жировых складок.
Чтобы не бояться луковых фитонцидов, то бишь слез, надо на столе, где чистите и режете лук, зажечь обычную свечу.
Знали об этом?
Компания Ammunition Group представила Limitless Pendant — умный кулон, который записывает и анализирует разговоры, помогая пользователю ничего не забывать.
Устройство работает как персональный ассистент: распознает речь, сохраняет переговоры с коллегами и даже синхронизируется с календарем и почтой. Гаджет можно прикрепить к одежде с помощью магнита, а его батареи хватает на 100 часов.
Однако эксперты опасаются, что подобные устройства могут ослабить естественную память и критическое мышление.
Несмотря на это, для занятых профессионалов или людей с особенностями восприятия гаджет может стать полезным помощником — если не полагаться на него слепо.
Купили бы себе такой?
✉👉 Пост предложен нашей участницей Еленой Геолог.
СИАМСКИХ БЛИЗНЕЦОВ РАЗДЕЛИЛИ ЧЕРЕЗ ГОД ПОСЛЕ РОЖДЕНИЯ: ВОТ КАК ОНИ ВЫГЛЯДЯТ СПУСТЯ 7 ЛЕТ
В 2016 году в штате Северная Каролина родились две девочки — Эбби и Эрин. Они были близнецами, но не обычными. Их головы были сросшимися. Такими, какими даже медицина пугалась заниматься. И все же они родились. И выжили.
Их мама, Энн Делани, знала о диагнозе еще на одиннадцатой неделе беременности. Врачи были откровенны — рекомендовали прерывание.
Срок был небольшой, проблемы впереди — огромные. И все же Энн не захотела.
На 27 неделе она легла на сохранение, надеясь дотянуть до срока. Но к 30 неделе начались осложнения, и врачам пришлось экстренно проводить кесарево сечение.
Девочки появились на свет преждевременно, маленькие, беспомощные и сросшиеся.
Врачи сказали, что у малышек есть шанс — всего 2% таких детей выживают после родов и могут быть кандидатами на операцию по разделению.
Удивительно, но Эбби и Эрин оказались именно в этих двух процентах. Спустя месяцы наблюдений, анализов и совещаний, медики вынесли вердикт: операцию провести можно. Но риск — огромный.
И тогда Энн подписала согласие. С любым исходом. Главное — попытаться подарить каждой дочке свою судьбу.
6 июня 2017 года, спустя почти год после рождения, началась операция. Она длилась 11 часов. Эрин отделили первой — у нее была более простая структура соединения.
А вот с Эбби врачи боролись за каждый миллиметр тканей, за каждый сосуд. Девочки выжили.
Спустя пять месяцев Эрин и Эбби вернулись домой. Начался новый этап — реабилитация.
Сегодня прошло уже семь лет с той судьбоносной операции. Эбби и Эрин живы. Они растут. Но не всё оказалось радужным. У девочек диагностировали умственную отсталость.
Они не говорят, но улыбаются и охотно играют с другими детьми. Они социализированы, несмотря на диагноз.
Эрин научилась ходить в пять лет. Эбби пока может стоять, держась за мамины руки, но самостоятельно передвигаться не может. Семья надеется — пусть медленно, пусть не как у всех, но Эбби сделает свой шаг.
МОДНЫЙ ПРИГОВОР
У Спичкиных развалился шкаф. Старый он был настолько, что видел полет человека в космос,и настолько большой, что запускать ракету с Гагариным можно было прямо с его крышки. Но,несмотря на размер этого саркофага, одежды в нем было немного: на каждый сезон по одному наряду — и только у жены. Сам же Спичкин привык все свои вещи располагать на крючках в прихожей или раскладывать по квартире. Люди они были экономные, к чужому мнению равнодушные, потому и не придавали значения вещам. Но гардероб был нужен — для видимости порядка.
Новая мебель была сначала собрана на фабрике, а потом демонтирована, расфасована в полиэтилен и картон и доставлялась Спичкиным в течение двух недель — как угрозы за отсутствие выкупа. Зеркальные двери приехали последними. Они-то и добили спину хозяина дома, когда он затаскивал их на четвертый этаж без участия сломанного лифта.
О том, чтобы собирать шкаф своими силами, речь больше не шла. Спичкин не мог согнуться и передвигался по квартире, скользя и крутясь на пятках, словно фигурист в доспехах.
Супруги открыли интернет и начали некультурно тыкать в мастеров пальцами. Выбирали по отзывам и цене. В куче предложений, где ценники были такими, будто речь шла о сборке атомного ледокола, а не простого шкафа, нашлось одно интересное: «Соберу, разберу, переберу ваш гардероб за минимальный срок и стоимость. Опыт работы тридцать лет, профессиональный инструмент, английские манеры. Гарантию можно передавать по наследству».
Думать было нечего, Спичкины выбрали безликого мастера, оставили свои контактные данные и приготовились ждать. Не прошло и двух часов, как в дверь им забарабанили. Причем, судя по звуку, женским каблуком.
На пороге стоял недосягаемый идеал Сергея Зверева и весь цирк Du Soleil в одном флаконе: женщина в наряде пестром, как неоновая вывеска, с полуметровым мундштуком, из которого валил дым с ароматом пожара на битумном заводе, и таким гонором, словно она была царицей Египетской. Хотя, судя по количеству морщин, это было недалеко от истины.
— Bonjour! Ça va? — поздоровалась хриплым голосом гостья и элегантно протянула Спичкину женскую сумочку размером с рюкзак альпиниста.
Завороженный хозяин дома молча принял «ридикюль», который своим весом чуть не вырвал ему руку под корень. Сумка упала на пол, издав лязг расчлененного терминатора.
— Кто вы? — спросили в один голос Спичкины.
— Меня зовут Сильвия. Сильвия Бобикова. Я здесь для того, чтобы привести в порядок ваш гардероб! — женщина внимательно и слегка придирчиво прошлась взглядом по домашним нарядам хозяев — точно оценивала корову на базаре.
— Мы ждали мастера! — попытался загородить вход Спичкин, но двадцатисантиметровый каблук чуть не пригвоздил его к полу, когда гостья заходила внутрь.
— Мастер? Mon ami, — женщина снисходительно глянула в переполненные ужасом глаза хозяина, — я уже давно в олимпийской сборной. Гардероб — это моя стихия. Я работала в лучших домах Европы: от берегов Карского моря до Ставрополья. Вы, конечно, случай не простой, — она указала мундштуком на вытянутые на коленях трико у обоих членов семьи, — но и я, знаете ли, не жижа из салата.
— Повторяю, нам нужен мастер для сборки мебели, — начал выходить из себя Спичкин.
— Of course, мебелью мы тоже займемся, — кивнула Сильвия, — а еще вашими безвкусными шторами, посудой и этим мавзолейным освещением, — она брезгливо повела плечом, оглядывая лампочки на потолке.— От такого света у меня сходит автозагар.
И правда, автозагар слезал с нее, как тонировка с «жигулей», наклеенная во дворе под дождем.
— Начнем с вас, — экстравагантная гостья повернулась к Спичкиной.
— С меня? — испугалась та.
— Oui. Вы, как женщина, должны быть законодателем моды в доме. Но как можно руководить прекрасным в этом свитере? Простите мне мою резкость, но сейчас даже собачки в парке одеты куда моднее.
— Так это же домашнее…
— Darling, — Сильвия прикрыла глаза, будто от боли, — дома — это не значит «как попало». Вы должны в любой момент быть готовы к выходу в свет, приезду скорой, полиции, грабителей, ритуального бюро или к тому, что в дверь постучатся гостьи из высшего общества.
— Но к нам такие не стучатся, — развела руками Спичкина.
— Ну я же здесь, — улыбнулась Сильвия, и ее нарисованная бровь взметнулась куда-то по диагонали. — К тому же ваш супруг должен видеть в вас объект вожделения, а не своего мучачо с крахмалопаточного комбината.
— Как вы узнали, где я работаю?! — возмутился Спичкин.
— На вашей ужасной футболке написано, — не поворачивая головы, усмехнулась Бобикова.
— Да с какой, собственно, стати вы нас оскорбляете?
— My dear, — Сильвия зажала губами мундштук, затянулась и выпустила кольцо, через которое смог бы проехать поезд Оренбург — Самара, — я не оскорбляю. Я называю вещи своими именами. — Но don’t worry, mes chers, Сильвия знает, как свести теплое с мягким. Мы устроим модный променад, но сначала, — она раскрыла свою сумочку и принялась вытаскивать оттуда инструменты, которыми легко можно было бы собрать не только шкаф, но и небольшое промышленное здание, — приведем ваш make-up в приемлемый вид.
Спичкины хотели вызвать полицию, но количество металла, которым была обвешана Сильвия Бобикова, глушило все сигналы в радиусе километра.
Несмотря на то что сама Сильвия выглядела как дешевая пародия на карнавал в Рио-де-Жанейро, с чужими лицами, ногтями и волосами она управлялась профессионально. Через три часа Спичкины помолодели в сумме на пятнадцать лет и даже перестали кусаться и брыкаться.
Осмотрев коробки со старой одеждой супругов, Сильвия нашла то, что оскорбляло ее взгляд менее всего, и облачила в это своих заказчиков, притом совершенно не заботясь, кому изначально принадлежали те или иные вещи.
В торговом центре эта троица была самой заметной, отчего Спичкиным хотелось сгореть на месте. Бобикова была неумолима и требовательна. С собой в ридикюле она таскала старую ковровую дорожку, которую раскатывала каждый раз, когда жертвы ее модного гения примеряли новый наряд, и требовала дефилировать по ней, как по подиуму. Сбежать от Бобиковой было невозможно. Женщина знала все служебные входы и выходы любого торгового центра и возникала в самых неожиданных местах, как прыщ перед фотосессией. Это был фешенебельный захват заложников с единственным требованием: следовать тенденциям моды.
К концу четвертого часа, когда с ног валились даже манекены, а Спичкины перемерили все модели и фасоны и заодно потеряли всякий страх перед публичными выступлениями, Сильвия объявила «finition» и распустила всех, включая директора ТЦ, по домам.
Уже дома, морально и физически уничтоженный Спичкин достал из кармана новых брюк чек и начал вспоминать, где у отца в деревне хранились патроны. Одна радость была: во время примерок Бобикова длинной шпилькой ослабила ему напряжение в спине, а заодно вправила все суставы обратно, чтобы приталенный пиджак нормально сел.
Сильвия оставила свои реквизиты и попросила оплатить ее услуги суммой, которую супруги посчитают достойной.
Следующий день все еще стильно уложенный Спичкин провел за тем, что, облаченный в новенькую льняную рубашку и бежевые брюки со стрелками, собирал злосчастный гардероб. Каждый раз, хватаясь за очередную деталь, он видел свой маникюр и чувствовал, как внутри него закипает все мужское. Для себя Спичкин четко решил, что никогда в жизни больше не обратится к кому-либо за помощью. Уж лучше пусть в следующий раз его убьет болевой шок, чем какое-то безумное существо введет его в гипноз и заставит плясать под свою дудку.
Вечером с работы явилась супруга, которую Спичкин не сразу узнал. Она ушла до его пробуждения, облачившись в один из по-настоящему удачных и стильных комплектов одежды, который ей посоветовала Бобикова носить на службу. Жену было не узнать. Да, она была похожа на себя, но не на ту уставшую, вечно сгорбленную под тяжестью бытовых забот и отекшую от ежедневно топящей ее волнами проблем суеты женщину, какой она была еще вчера. Сегодня же, несмотря на ранний подъем, отработанную смену, поездку на городском транспорте и общение с нелюбимым коллективом, Спичкина будто сошла с фотографии тридцатилетней давности, когда они с мужем прогуливали пары в институте, чтобы доехать до озера и устроить пикник в первые погожие деньки апреля. Спичкин смотрел на жену и не мог вспомнить, что надо говорить, когда встречаешь любимого человека с работы. Они вообще обычно не разговаривали по вечерам. Каждый был погружен в вязкий мед собственных мыслей.
— Ты в брюках шкаф собирал, что ли? — спросила Спичкина, когда пауза затянулась.
— Ага, — фыркнул он. — Бобикова же выкинула все мои домашние трико и майки.
— Правильно сделала. Ты сейчас такой забавный: весь потный, с расстегнутой рубашкой, прям Харатьян в «Гардемаринах».
— Да ну тебя, — засмущался Спичкин.
— Да я же в хорошем смысле, — подсела к нему на диван жена. — А знаешь, сколько мне сегодня комплиментов сделали? — она игриво обняла его руку.
— Два?
— Девять. Три из них — девчонки с нашего участка, а у нас вообще как-то не принято хвалить друг друга. Тот еще серпентарий.
— Вот как, — усмехнулся Спичкин, почувствовавший приступ ревности.
— Ага. И я сегодня перевела Сильвии Евгеньевне десять тысяч.
— Сдурела? — муж хотел вскочить с дивана, но супруга сжимала его руку крепко, словно капкан.
— Знаешь, я вот ни капельки не жалею. Да, потратились. Да, купили много вещей. Но ведь мы для них гардероб и приобрели.
— А я думал, что для порядка…
— А какой может быть беспорядок, если и разбрасывать нечего? — Спичкина заглянула в глаза мужа, и он заметил в ее взгляде знакомый, давно потухший огонек.
— С-с-согласен, — голос мужа дрогнул от накатившего волнения. — Может, завтра это…
— Что?
— На озеро съездим… Устроим пикник… Погоду вроде обещали хорошую… — он смущался, как мальчишка перед однокурсницей.
— А может, сегодня? Луна вот-вот поднимется. Я, ты, звезды, бутылочка Prosecco…
— Да темно уже, а у меня и грязных вещей никаких нет, вдруг там вляпаемся во что…
— А я не хочу ехать в грязных. Вляпаемся так вляпаемся. Поедем? Я больше двух раз предлагать не стану, — жена улыбнулась так, что все внутри Спичкина вспыхнуло жарким пламенем.
— Едем.
— Спасибо. И еще кое-что…
Спичкинбыл так возбужден, что пока бегал по квартире и собирал вещи, плохо расслышал последнюю фразу.
— Завтра я позвоню Бобиковой насчет освещения и штор. Ты же не против?
— Я только за!
(C) Александр Райн
Фёдор Бондарчук и Алика Смехова, 1992 год
Молодая Ксюша Собчак и Владимир Политов (группа «На-На»).
Брокер Российской товарно-сырьевой биржи Мария Шукшина, 1992 год
Один израильтянин, будем для простоты звать его Йоси, учился в Оксфордском университете.
Университет этот весьма знаменит: тем, что существует уже более восьмисот лет, тем, что сэр Исаак Ньютон был там деканом физического факультета, и так далее.
Итак, сидит однажды Йоси на экзамене, который должен продолжаться шесть часов (есть там такие экзамены, не приведи, господи). По прошествии пары часов от начала экзамена Йоси поднимает руку и подзывает экзаменатора. Экзаменатор подходит к Йоси (он, разумеется, считал, что Йоси желает получить какие-либо разъяснения или просто выйти в туалет) и слышит буквально следующее:
— Господин экзаменатор, я желаю получить сейчас причитающиеся мне копчёную телятину и пиво.
— Верно ли я понял, — спрашивает экзаменатор, — Вы говорите о копчёной телятине и пиве?
— Да, — отвечает Йоси, — Я говорю о причитающихся мне копчёной телятине и пиве.
— Простите, — говорит экзаменатор, — но почему вы решили, что вам причитаются телятина и пиво?
Тогда Йоси вытаскивает из сумки некий увесистый том и показывает его экзаменатору.
— Вот, — говорит Йоси, — свод законов Оксфорда со дня его основания. Есть здесь закон от 1513 года, который гласит, что каждому экзаменующемуся более четырёх часов причитается кусок копчёной телятины и кружка пива. И этот закон никогда не был отменён.
Экзаменатор пытается спорить, ссылаясь на техническую невозможность выполнить просьбу Йоси. Потом экзаменатор вызывает своего начальника и они совещаются вдвоём.
Англичане есть англичане, они зациклены на законах и там невозможно просто так сказать «нет»!
С другой стороны, недавно принят закон, запрещающий употребление алкоголя на территории университета.
Да и с копчёной телятиной уже не так просто, как бывало.
В результате длительных переговоров стороны соглашаются на гамбургер и кока-колу.
Йоси уплетает еду и совершенно счастлив тем, что утёр нос этим спесивым и глупым бритам за их же счёт.
По прошествии нескольких дней обнаруживает Йоси в своём почтовом ящике вызов на университетский суд (там, где работают законы, бывает и суд). Йоси абсолютно уверен, что пара старичков скажет ему «ну-ну-ну», на что он, Йоси, пообещает впредь вести себя хорошо, и на том всё и закончится.
Он прибывает в суд. Огромный старинный зал с колоннами, высоченным сводчатым потолком, фресками на стенах и витражными окнами. За бесконечным столом сидят 150 профессоров, 45 деканов, 20 ректоров, всевозможные пэры и лорды — почётные выпускники университета.
В париках и мантиях. С лицами членов инквизиции. И они вершат суд над Йоси.
И они отчисляют его из университета за нарушение закона от 1415 года, который никогда не был отменён.
За явку на экзамен без меча.
(C)тырено из инета
Не так уж много дружеских сердец
даровано от Бога
с рождения до смертного порога.
Они тем и ценны,
что их немного.
Слава Сэ: Яростное грузинское гостеприимство. Как выжить
Собираясь в Грузию, возьмите запасную печень. С обычным набором органов красоту этой страны трудно постичь. Пейзажи там невероятны, а гостеприимство доходит до ярости. Гости дают больше прав не посещать работу, чем перелом ноги или холера. В глубинке гость считается общей добычей, его празднуют всем селом, всякий раз как последний.
Наш знакомый Роберт с группой водных туристов вернулся из Грузии. Обычно, водники поют песню «перекаты», вспоминают сломанные весла и как смешно Эдик треснулся головой. После Грузии все молчали и влюблено смотрели вдаль. Некоторые не могли вспомнить, была ли там вода.
Плавание по нашим рекам — отдельное горизонтальное удовольствие. Направление течения угадывают по гадальным картам. Сплав без вёсел занимает годы. В Латвии есть омуты и один условно обрывистый берег. Все три этих опасности туристы знают наизусть. Им хотелось настоящих диких гор и рек. Турфирма бонусом предоставила дикого водителя на диком грузовике. Тормоза водитель считал унижением. Над обрывами он пел песни и танцевал для иллюстрации. Через пять минут пути в мире не осталось опасных приключений. Прощаясь, шофёр подарил пять литров лучшего вина в северном полушарии. Такая осторожная оценка основывалась на том, что водитель в Австралии не был и не знает как там что.
До реки осталось три километра, а по ощущениям сто. Сразу встретили чабана в папахе и с дубиной. Пастух не спросил, зачем в горах лодки. Также его не интересовали политические новости, курс валют и результаты футбола. Он спросил только, что эти люди пьют. Ему показали лучшее вино северного полушария. Старик покачал головой. Горько и стыдно сделалось ему за весь район Хевсурети, где гостей поят скипидаром. Если б были патроны, он бы догнал и застрелил тот грузовик. Чабан отдал туристам своё вино, пять литров. Сказал, теперь никто не сможет обмануть дорогих гостей. Спустившись с гор на землю, поздно ночью, в своём Мухосранске, занесённом снегом по ручку двери, извиваясь ночью на простыне, как сказал бы поэт Бродский, они найдут что вспомнить. Чабану совали деньги, и лишь нехватка патронов предотвратила пальбу в ответ на такое оскорбление.
Десять дней туристы падали по грузинской реке с разной степенью отвесности. Страшно не было. Старались ничего не расплескать. Ночуя в якобы безлюдных местах, они собрали неплохую винотеку. Выяснилось, абсолютно каждый грузин знает, где взять лучшее в мире вино. Обычно он сам его производит по рецепту дедушки. Между дедушкиным вином и ближайшим по качеству уксусом соседа Гиви — космическая разница. Термин «потерять невинность» в Грузии никак не связан с голыми бабами, только с дегустацией алкоголя. За отказ пить могут выстрелить даже в очень хорошего человека.
Через десять дней водники вышли на дорогу. Вокруг покачивалась прекрасная страна. Первой подъехала полицейская машина. Офицер сразу понял, это алкоголики. Лодки несут для вида, а самим лишь бы нажраться. Он покачал головой и попросил не налегать. Уехал, но тут же вернулся со своим вином, пять литров. Посуду меньшего объёма в Грузии не производят. Вот, сказал он, настоящая драгоценность. Очень похоже на легендарное французское Romance Conti DRC 1934 года, но заметно лучше. А если есть на свете ещё лучшее вино, то пусть полицейский не сойдёт с места. И тут же сошёл, чем сразу всё доказал. Он велел отдыхать не спеша, полиция посторожит, не обращайте внимания. И встал неподалёку с включённой мигалкой. Туристы растрогались. Стали говорить новому другу, какой здесь замечательный народ, душевные люди, не от кого охранять. Дык, зацелуют, через месяц не уедете, возразил полицейский. Год назад группу из Эстонии всем отделом освобождали, с поножовщиной и недельным праздником примирения потом.
Из этого познавательного рассказа я вынес следующее. Борьба бобра с ослом в грузинской религиозной традиции закончится не апокалипсисом, а застольем с песнями. Когда тебя все любят, деваться некуда, приходится любить в ответ.
Второе. Независимо от вкуса угощения, всегда хвалите все. Клянитесь, что лучшего вина не пили и никогда уже не сможете. То же с сыром. Он прекрасен, какими бы носками не пах. Сам я аккуратно следую этому правилу, благодаря чему и прослыл хорошим собеседником и знатоком кулинарии.
КOГДА-НИБУДЬ У МЕНЯ РОДИТCЯ СЫН
«Кoгда-нибудь у меня pодится сын, и я сделаю все наоборот. Буду eму с трех лет твeрдить: «Милый! Ты не oбязан стaновиться инженером. Ты не должен быть юристом. Это невaжно, кем ты станешь, кoгда вырастешь. Хочешь быть патологoанатомом? На здоровье! Футбольным комментатоpoм? Пожалуйcта! Клоуном в торгoвом центре? Отличный выбop!»
И в свое тридцaтилетие он пpидет ко мне, этот пoтный лысеющий клоун с подтеками грима на лицe, и скажет: «Мaма! Мне тридцать лет! Я клoун в торговом цeнтре! Ты такую жизнь для меня хотелa? Чем ты думaла, мама, когда говорила мне, что выcшее образование не обязательно? Чего ты хотела, мама, когда разpешала мне вместо матeматики игpaть с пацанaми?»
А я скажу: «Милый, но я следoвала за тобой во вcем, я не хотела давить на тебя! Ты не любил математику, ты любил игрaть с младшими ребятами». А он скажет: «Я не знал, к чему это привeдет, я был ребенком, я не мог ничего решать, а ты, ты, ты слoмала мне жизнь» — и разотрет грязным рукaвом помаду по лицу. И тогда я встану, посмотрю на него внимательно и cкажу: «Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые ищут винoватых. И, если ты этого не понимаешь, значит, ты идиoт».
Он скажет «ах» и упaдет в обморок. На психотерапию потребуется примерно пять лeт.
Или не так. Кoгда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю все наоборот. Буду ему с тpeх лет твердить: «Не будь идиотoм, Владик, думай о будущем. Учи математику, Владик, если не хoчешь всю жизнь быть оператoром коллцентра».
И в своe тридцатилетие он пpидет ко мне, этот потный лысеющий программист с глубокими мoрщинами на лице, и скажет: «Мама! Мне тридцать лет. Я рабoтаю в „Гугл“. Я впахиваю двадцать часов в сутки, мама. У меня нет ceмьи. Чем ты думала, мама, когда говорила, что хорошая работа сделaет меня счаcтливым?
Чего ты добивалась, мама, кoгда заставляла меня учить мaтематику?»
А я скажу: «Дорогой, но я хотела, чтобы ты пoлучил хорошее образование! Я хотела, чтобы у тебя были вcе возможности, дорогой». А он скажет: «А на хрена мне эти возможности, если я нeсчастен, мама? Я иду мимо клoунов в торговом центре и завидую им, мама. Они счастливы. Я мoг бы быть на их месте, но ты, ты, ты сломала мне жизнь» — и потpет пальцами переносицу под очками. И тогда я встану, посмотрю на нeго внимательно и скажу: «Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые все время жалуются. И, если ты этого не понимаешь, знaчит, ты идиот».
Он скажет «ох» и упадет в oбморок. На психотерапию потребуется примеpно пять лет.
Или по-дpугому. Когда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю все наоборот. Буду eму с трех лет твердить: «Я тут не для того, чтобы что-то твердить. Я тут для тoго, чтобы тебя любить. Иди к папе, дорогой, спроси у него, я не хочу быть снова крайней».
И в свое тридцатилетие он пpидет ко мне, этот потный лысеющий режиссер со среднерусской тoской в глазах, и скажет: «Мама! Мне тридцать лет. Я уже тридцать лет пытаюсь добиться твоего внимания, мама. Я посвятил тебе деcять фильмов и пять спектаклей. Я написал о тебе книгу, мама. Мне кaжется, тебе все равно. Почему ты никогда не высказывала своего мнeния? Зачем ты все вpемя отcылала меня к папе?»
А я скaжу: «Дорогой, но я не хoтела ничего решать за тебя! Я просто любила тебя, дорогой, а для coветов у нас есть папа». А он скажет: «А на хрена мне папины советы, если я спрaшивал тебя, мама? Я всю жизнь добиваюсь твоего внимания, мама. Я пoмешан на тебе, мама. Я готов отдать все, лишь бы хоть раз, хоть paз понять, что ты думаешь обо мне. Своим мoлчанием, своей отстраненностью ты, ты, ты сломала мне жизнь» — и театрально закинет руку ко лбу. И тогда я встану, посмотрю на него внимaтельно и скажу: «Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а втoрые все время чего-то ждут. И, если ты этого не понимаешь, значит, ты идиoт».
Он скажет «ах» и упадет в обмoрок. На психотерапию потребуется пpимерно пять лет.
Этот текcт — хорошая пpoфилактика нашего материнского перфекционизма — стpемления быть идеальной мамой. Расслабьтесь! Как бы мы ни стapaлись быть хорошими мамами, нашим детям все равно будет что раcсказать своему психотерапевту.
(C) Светлана Хмeль
